Новости

Мир рецензий: Предсимволизм — лики и отражения / Под ред. Е.А. Тахо-Годи. М.: ИМЛИ РАН, 2020. — 542 с. — 300 экз.

28.07.2021

Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2021

Тема, затронутая авторами книги, очень актуальна. Термин «предсимволизм», впервые появившийся в 1970-е гг. в трудах литературоведов, близких Тартуской школе, до сих пор не получил широкого распространения. Формирование символистского мировоззрения («миропонимания») — процесс, безусловно, сложный, но не только тонкости этого процесса, но и его общий абрис нам ясны пока еще не до конца. Тем важнее новый труд, выпущенный Институтом мировой литературы.

 

В сборнике объединены разнообразные подходы и точки зрения на изучаемую эпоху. Стержневая идея в нем отсутствует, ее заменяет калейдоскоп мнений. Для обсуждения предсимволизма это самая удачная форма, потому что даже термин «предсимволизм» не имеет общепризнанного значения, что хорошо заметно в первом, теоретическом разделе книги.

 

Он невелик — состоит из трех статей. Работа В.И. Мильдона «Предсимволизм как русский Проторенессанс» риторического свойства и построена на развитии метафоры Н.А. Бердяева, Ф.А. Степуна, В.Н. Ильина и некоторых других философов-эмигрантов: рубеж веков — это «русское Возрождение». Если Серебряный век именуется ренессансным, то предсимволизм, по мнению автора статьи, может быть назван проторенессансом. Трудно сказать, насколько это существенно для сегодняшнего осмысления истории литературы (истории культуры), поскольку философы эмиграции, думается, использовали метафору «Возрождение» не в сущностном плане, а, скорее, в полемическом ключе: большевистское варварство разрушило тонкую культуру. Речь у них, опять же, часто идет не столько о возрожденческой парадигме Серебряного века, сколько о «религиозном ренессансе» — тут метафора перестает быть метафорой и говорит об особом умонастроении русской интеллигенции этого периода. Значительно более глубокими представляются статьи Ю.Б. Орлицкого («Прозаическая миниатюра в творчестве русских предсимволистов») и особенно С.Д. Титаренко («Русская классическая поэзия XIX в. в раннем символизме: проблема модернистского текста и индивидуальные практики»). Ю.Б. Орлицкий исследует жанровое образование, в самой основе которого лежит модернистская идея «новых форм». Переход от эпохи к эпохе интересно прослеживается им на жанровом уровне. А С.Д. Титаренко затрагивает сущность предсимволистского преображения жизни «на основе активной переработки и семиотизации русской классической поэзии, когда она начинает осознаваться как металитературное поле притяжения и отталкивания» (с. 51—52). Вслед за З.Г. Минц и О. Хансеном-Лёве исследовательница полагает, что предсимволизм следует воспринимать как постепенный переворот, а не резкий слом в системе культуры. Цитирование русской и мировой классики в качестве органической части собственного текста характеризует всю поэзию предсимволизма. В качестве примеров рассмотрены стихотворения В.С. Соловьева, Д.С. Мережковского, Н.М. Минского, В.Я. Брюсова, К.Д. Бальмонта.

 

За теоретическим следует четыре раздела с анализом более частных и конкретных явлений. Два из них посвящены творчеству двух крупных поэтов: А.К. Толстого и К.К. Случевского. Выбор этих фигур в качестве ключевых понятен: А.К. Толстой — пред-пред-символист, зачисленный современниками в стан «чистого искусства», но поэт настолько индивидуальный, что его эксперименты в чем-то предвосхитили поэзию рубежа веков. Случевский же с его авторитетом и знаменитыми «Пятницами» — безусловный мэтр для всего поколения старших символистов.

 

В обсуждении предсимволистской роли А.К. Толстого выделяются статьи В.В. Королевой, прослеживающей гофманианские реминисценции в прозе поэта, В.А. Кошелева, показывающего, как Толстой легализует раблезианское отношение к жизни при помощи жанра «медицинского стихотворения», а также статья Л.Г. Каяниди о перекличках двух программных стихотворений Толстого и Вяч.И. Иванова («Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель…» и «Творчество»). Весьма изящна работа Ю.Д. Артамоновой «Был ли Козьма Прутков реалистом?», соединяющая историко-философский и теоретико-литературный анализ с остроумной стихотворной игрой исследуемых текстов. Статья Е.Н. Пенской, сопоставляющая трилогию А.В. Сухово-Кобылина с драматической трилогией Толстого, интересна как доказательство присутствия «Смерти Иоанна Грозного» в «Смерти Тарелкина».

 

Третий раздел, «Лики “эпохи без временья”», объединяет статьи о творчестве А.А. Фета, С.Я. Надсона, А.А. Голенищева-Кутузова, В.С. Соловьева, а также — неожиданно — В.П. Буренина и М.А. Хитрово. Отсутствие в этом списке К.М. Фофанова и некоторых других поэтов (например, К.Н. Льдова или Алексея М.Жемчужникова) удивляет. Раздел сфокусирован на творчестве двух поэтов, весьма актуальных для символистского искусства: А.А. Фета и Вл. С. Соловьева. В.А. Геронимус воспринимает Фета как некий мост между Пушкиным и символистами, А.Г. Грек на примере двух стихотворений из «Вечерних огней» («Соловей и Роза» и «Кукушка») делится наблюдениями над музыкальностью Фета, научившей музыкальному стиху А.А. Блока, Вяч.И. Иванова, Андрея Белого. М.Я. Вайскопф, анализируя основы эпохального мировоззрения, рассказывает о «неразрешимой фетовской тяжбе между казуальностью и иррационализмом» (с. 177), которая проявляется не только в жизни, философских предпочтениях, переписке с Л.Н. Толстым, но и в поэтическом творчестве. О Вл. Соловьеве статей в привычном смысле нет (хотя концептуальная статья о поэтическом наследии великого философа в издании такого рода не помешала бы), их заменяют две важные публикации. А.П. Козырев публикует неизвестное письмо философа Д.Н. Цертелеву (времен их общей студенческой молодости) и письма историку П.И. Савваитову, из которых видны некоторые подробности деятельности Соловьева как члена Ученого комитета (подразделение Министерства народного просвещения, занимавшееся составлением, от бором и распространением учебной литературы). Письмо к Цертелеву весьма содержательно, а вот письма к Савваитову носят служебный характер и в таком виде не слишком интересны. Н.В. Котрелев републикует два стихотворения Соловьева, впервые опубликованные в 1897 и 1898 гг. в тифлисской газете «Кавказ», ранее ускользавшие от внимания исследователей и собирателей наследия Соловьева. Второе стихотворение, «Ирод Великий», публикатор тематически соединяет с приписываемым Соловьеву стихотворением «Разрушение Иерусалима» (опубликовано В. Строевым в 1926 г.) — как косвенное доказательство авторства Соловьева. По одной статье в этом разделе посвящено С.Я. Надсону (Л.П. Безменова анализирует мотив любви к мертвой возлюбленной в творчестве поэта: биографический сюжет преображается в русле романтической традиции) и А.А. Голенищеву-Кутузову (С.В. Савинков прослеживает в творчестве поэта центральную оппозицию «ночь — день», на которую накладываются вагнеровские и пушкинские мотивы). О.Л. Фетисенко предлагает обзор творчества М.А. Хитрово, включающий биографические сведения и отзывы критики (в том числе и Вл.С. Соловьева) о нем. Жаль, что обзорный характер статьи не позволил автору подробнее остановиться на признаках предсимволизма в его стихах. А вот К.А. Баршту в статье «В.П. Буренин как оппонент и предтеча литературного модерна», на наш взгляд, так и не удалось представить критика «предтечей». С одной стороны, автор утверждает, что Буренин «протестовал против привязки литературного текста к определенной идеологии, общественным вкусам, <…> религиозно-философским постулатам» (с. 197), с другой стороны, сообщает, что критик во многом соглашался со статьей Л.Н. Толстого «Что такое искусство?» (где утверждается, что истинное искусство всегда религиозно значимо), а также упрекал поэтов-символистов в том, что они отказываются «преследовать цели» и «искать идеалы» (с. 205), т.е. за отсутствие идеологии.

 

Раздел, посвященный К.К. Случевскому, открывается статьей В.Л. Коровина, сравнивающей «Элоа» А. де Виньи и «Элоа» Случевского. На основе сюжета французского романтика, считает автор, появилось произведение, полное православной (в духе Достоевского) религиозности. Е.А. Тахо-Годи, автор монографии о творчестве Случевского, рассматривает книгу Случевского «Песни из Уголка» (1902) на фоне концепта «Дом поэта», восходящего к Державину и сентименталистам. Предсимволистское решение темы у Случевского продолжено в новый век — текстовыми совпадениями «Песен из Уголка» со стихотворением М.А. Волошина «Дом поэта» (1926). Статья Т. Смородинской посвящена снам в творчестве Случевского. Если в прозе они играют дидактическую и научно-популяризаторскую роль, то в стихотворных произведениях поэт предвосхищает поиски символистов, стиравших грани между сном и явью, сознательным и бессознательным. М.В. Ефимов задается вопросом, почему один из крупнейших критиков эмиграции Д.П. Святополк-Мирский так ценил наследие Случевского (на него повлияло мнение В.Я. Брюсова), а С.А. Гарциано рассказывает об эмигрантской рецепции творчества А.К. Толстого, Случевского, Н.М. Минского и К.Н. Льдова (два последних поэта завершали свою деятельность в эмиграции).

 

Статья С. Гарциано становится плавным переходом к последнему разделу — «Предсимволизм в отражениях», менее всего систематизированному. В нем С.В.Сапожков публикует письмо И.Ф. Анненского к С.А. Андреевскому (1885), посвященное разбору поэмы последнего «Обрученные» (письмо это интересно как один из первых критических опытов Анненского); Дж. Меррилл анализирует стихотворные тексты (в том числе предсимволистские), создающие значимые подтексты в пьесе Ф. Сологуба «Заложники жизни»; М.А. Самарина полагает, что Лихутин из романа А. Белого «Петербург» — это персонаж, наделенный чертами В.С. Соловьева; В.В. Никульцева прослеживает фофановские мотивы в творчестве Игоря-Северянина; Г.М. Лесная изучает поэзию украинского предсимволизма и литературную группу «Молодая муза»; В.А. Котельников убедительно указывает на двойственность мировоззрения А.Л. Волынского, унаследовавшего от отца талмудическую традицию, а от матери хасидизм (мысли Волынского об иудаизме оказываются близки идеям В.С. Соловьева), и публикует фрагмент из ненапечатанной книги Волынского «Рембрандт»; Е.Д. Толстая продолжает тему, находя черты А. Волынского в фигуре философа Басса из повести Е.И. Замятина «Бич божий». Выделяется статья В.Э. Молодякова, повествующая о Д.П. Шестакове (поэте не то что второго, а третьего ряда — со времен формалистов лучший способ описания основ литературного процесса) и ставящая его между А.А. Фетом и А.А. Блоком — двумя поэтическими столпами.

 

Логическим завершением темы неизвестных поэтов становится статья А.В. Маньковского, рассказывающая о рукописном (так никогда и не напечатанном) сборнике стихов Н.Н. Полянского.

 

В целом труд, подготовленный Е.А.Тахо-Годи, представляется существенным шагом в изучении предсимволизма. Разнообразие трактовок и подходов кажется сильной стороной этого издания: предсимволизм настолько рыхл и неоднороден, что единая теория (как у символистов) ему совершенно не подходит.

 

Работа выполнена в Институте мировой литературы им. А.М. Горького РАН при поддержке РНФ (проект№17-18-01432-П).

 

Е.Р. Пономарев

 

Журнальный зал